Владимир Святой [3-е издание] - Алексей Карпов

Беляев С.А. «Базилика на холме»…

308

ПСРЛ. Т. 9. С. 57. Еще одна подробность читается в Летописце Переяславля Суздальского: о двух «капищах медяных» сообщается, что они «яко жены образом мраморяны сущи» (ПСРЛ. Т. 41. С. 39). Думаю, однако, что эти «жены» появились в результате механического повреждения в оригинале памятника. Ср., например, в Радзивиловской летописи: «2 капища медяны и 4 кони медяны… якоже недуще (в Лаврентьевской более исправно: «якоже неведуще мнять я». — А. К.) мраморяны суща» (ПСРЛ. Т. 38. С. 53).

309

Карпов А.Ю. «Слово на обновление Десятинной церкви»… С. 110.

310

Iвакiн Т.Ю. До питания про кам'яну архiтектуру Киева // Археологiя Киева. Дослидження и матерiалы. Киев, 1979. С. 122–124; Беляев С.А. Поход князя Владимира на Корсунь. С. 155–156.

311

Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси… С. 29.

312

Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом. Т. 2. № 94.

313

Лев Диакон. С. 57.

314

В средневековой России поход на Корсунь стал восприниматься как символ далекого и трудного военного предприятия, закончившегося, однако, славной победой и богатого военной добычей. Памятники церковной древности иностранного происхождения нередко получали название «корсунских» даже в том случае, если они не имели никакого отношения к настоящему Херсонесу. Так, в XV в. в Новгороде появились знаменитые «Корсунские врата», на самом деле изготовленные в Магдебурге в 1153 г.

Австрийский писатель и дипломат первой половины XVI в. Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» рассказывал (ссылаясь на некие русские летописи), что «однажды, когда новгородцы в течение семи лет подряд были заняты тяжелой осадой греческого города Корсуня, их женам наскучило отсутствие мужей, в жизни и возвращении которых они вообще уже сомневались», и они вышли замуж за своих холопов. По завершении корсунского похода «победители-мужья вернулись с войны, везя с собой медные ворота покоренного города и большой колокол». Холопы же «вознамерились силой не пустить в город своих господ, на супругах которых они женились». Мужья отложили в сторону оружие, считая недостойным применять его по отношению к своим рабам, и взялись за дубины и плетки. Холопы обратились в бегство и удалились «в некое место, которое и поныне еще называется Хлопигород» (Холопий городок на реке Мологе), но были побеждены там (Герберштейн С. Записки о Московии / Перев. А.И. Малеина и А.В. Назаренко. М., 1988. С. 150, ср. также С. 330). В русских летописях подобного рассказа нет. Вероятнее всего, он основан на известном сюжете, рассказанном еще Геродотом (История. Л., 1972. С. 187), о войне скифов (с которыми впоследствии стали отождествлять славян, и в частности русских) со своими рабами. В том виде, в каком его записал Герберштейн, рассказ, несомненно, имеет весьма позднее происхождение — достаточно отметить упоминание в нем «корсунских врат» (попавших в Новгород лишь во второй четверти XV в.) и «корсунских колоколов» (упоминаемых в новгородских летописях под 1462 г.).

Но известны и другие варианты записи легенды о беглых новгородских холопах и об основании ими Холопьего городка на Мологе (уже без всякой связи с Корсунской войной). Исследователи иногда связывают эти предания с реальными событиями конца X — начала XI в. или даже еще более раннего времени (см.: Смирнов П.П. Сказание о холопьей войне в Древней Руси // Уч. записки МГПИ им. В.П. Потемкина. Т. 2. М., 1947; Зимин А.А. Холопы на Руси с древнейших времен до конца XV в. М., 1973. С. 68–72; Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования социальной и политической борьбы. СПб., 1995. С. 32–38).

315

Бугославський. С. 183.

316

ПСРЛ. Т. 1. Стб. 116–117.

317

Срезневский. С. 10.

318

Подробнее об обряде «проводов» Перуна см.: Васильев М.А. Великий князь Владимир Святославич: от языческой реформы к крещению Руси. С. 38–55; он же. Язычество восточных славян… С. 225–248.

319

Киевский синопсис, или Краткое собрание от различных летописцев. Киев, 1823.

320

В т. н. Чудовской редакции Жития св. Владимира о поставлении церкви Св. Василия сообщается следующее: «Постави церковь Святаго Василиа на горе, рекомеи Ликофрос». (Текст Жития издан М.Н. Сперанским по бумагам А.Н. Попова: Библиографические материалы, собранные А.Н. Поповым. № XIX. М., 1889. С. 33–42.) Последующие исследователи полагали, что греческое название «горы Ликофрос» ошибочно присоединено составителем Жития к киевской церкви, а на самом деле должно обозначать Корсунскую «гору», на которой, согласно летописи и Житию, Владимир также поставил церковь Св. Василия. См.: Шахматов А.А. Корсунская легенда… С. 115, прим. 3; Шестаков С.П. Очерки по истории Херсонеса в VI–X вв. по Р. Хр. // Памятники христианского Херсонеса. Вып. 3. М., 1908. С. 135–137; ср. также: Беляев С.А. «Базилика на холме»… С. 45, прим. 24: автор пытался отыскать в Херсонесе следы «горы Ликофрос» (святилища Аполлона), но безуспешно. Думаю, однако, что перемещение текста внутри Жития не обязательно. Уже отмечено, что название «Ликофрос» является одним из эпитетов древнегреческого бога Аполлона. Древнерусские же книжники нередко именовали Аполлоном русского Перуна (см. хотя бы: Шахматов А.А. Корсунская легенда… С. 40). Выражение «гора Ликофрос» в таком случае есть не что иное, как синоним «Перунова холма» в Киеве.

321

Новгородская Первая летопись. С. 159–160.

322

Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941. С. 9 (Первая Псковская летопись); Вып. 2. М., 1955. С. 75 (Псковская Третья летопись); ПСРЛ. Т. 4. С. 90–91 (Новгородская Четвертая летопись); ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 39 (Типографская летопись). О происхождении различных версий крещения Новгорода см.: Янин В.Л. Летописные рассказы о крещении новгородцев (О возможном источнике Иоакимовской летописи) // Русский город. Вып. 7. М., 1984.

323

Киевский синопсис… С. 50. Впрочем, название «Крещатик» могло появиться и позже — в связи с совершавшимся здесь ежегодно водоосвящением.